Предлагаю вашему вниманию ещё один фрагмент из будущего романа под рабочим названием «Африканский тиран». Главный герой – богатый африканец Кифару – путешествует в сопровождении двух своих европейских подружек по Италии. Начинается с Милана…
Несколько раз Марина настояла, чтобы они утром не залёживались, и как-то сводила друзей в пинакотеку Брера, где Кифару неожиданно так понравилось, что он попросил показать ему что-нибудь ещё из типичного итальянского искусства. Не долго думая, Марина купила три билета на электричку, которая меньше чем за два с половиной часа доставила их в Венецию. Автомобилем, а тем более автобусом вышло бы дольше, пояснила импровизированная гидша.
В Венеции они наведались в Академию, в Ка Д’Оро, в музей Коррер, побродили по мостикам через каналы, посидели в кофейне «Флориан», одним словом, вдохновились душой и телом. На всё про всё у них ушло три с небольшим дня, после чего их путь пролёг во Флоренцию, где снова была местная Академия, галерея Уффици и многоэтажная экспозиция дворца Питти, которая произвела на Кифару наиболее сильное впечатление. Особенно его тронул маленький зал с ярким Рафаэлем на каждой из стен.
- Есть надежда, что он тут подлинный, - задумчиво заметила Марина.
- А бывают подделки? – удивилась Илинка.
- Когда в 1911 году «Лувр» сделал вид, будто из него похитили «Джоконду» Леонардо, а потом её нашли в какой-то помойке, на радостях картину повесили для всеобщего обозрения в шести разных галереях. Сразу. Какая из версий теперь считается оригинальной, думаю, не знает уже никто. Я когда-то темой живописи интересовалась пристально. Оказывается, придумывались целые проекты, вроде того же Леонардо, создавались имена живописцев, которых на самом деле никогда не существовало – итальянских, голландских – под них писали целые артели. Чем художники хуже писателей или композиторов? Это сегодня отмывают огромные деньги на мазне, называя её «современным искусством», а раньше всё-таки приходилось стараться.
- А что не так с музыкой? – на всякий случай поинтересовался Кифару.
- То же самое. – Марина вздохнула. – Достаточно взять одного Моцарта. Каждый год десятки его произведений находят настоящих авторов. С момента смерти «маэстро», тоже покрытой мраком, наследие «великого австрияка» сократилось даже по официальным данным до неприличных размеров. Поскольку большая его часть возникла опять же посмертно, усилиями безутешной «вдовы», которая скупала партитуры прозябавших в нищете композиторов пачками. А до смерти композиторам, главным образом чешским, платил идеолог проекта, Леопольд, отец так называемого «гения», которого за музыкальную безграмотность не хотели брать на обучение итальянские профессора. Знакомые музыканты рассказывали мне, что в Вене хранятся оригиналы партитур нынче знаменитых опер Моцарта, которые на премьерах провалились. Обычные посетители ими восхищаются, но профессионалы видят уйму музыкальных ляп и непростительных недочётов, которых не могла не слышать тогдашняя воспитанная на хорошей музыке публика. На партитурах так же видны правки, сделанные другим почерком.
- Интересно, - согласился Кифару, решив на досуге послушать что-нибудь из «Моцарта».
Вечер накануне отъезда из Флоренции он провёл в интернете, сравнивая совершенно неизвестных не только ему, но, по словам Марины, большинству любителей классической музыки современников Моцарта, чешских композиторов Иоганна Баптиста Ванхаля, Йозефа Мысливечека и Павла Враницкого.
- Причём, если вчитаться в официальную историю, - заметила Марина, - там можно найти уйму подтверждений подлога, разумеется, косвенных, поскольку никто не смеет поставить авторитет Моцарта под сомненье. Вот, посмотри, что пишут на обычных сайтах, посвящённых музыкальной жизни Вены того времени.
И она процитировала первую попавшуюся на фамилию «Враницкий» статью:
Павел Враницкий прославился в столице Австрии как композитор, дирижер, скрипач-виртуоз и директор императорских театров – в эпоху венского классицизма Богемия дала целую плеяду талантливейших музыкантов, которые поднимались в своей карьере до королевских залов. Для своего ровесника Моцарта чешский музыкант был не только другом, но и «братом» как вольный каменщик – они принадлежали к одной масонской ложе Zur gekronten Hoffnung im Orient von Wien («К коронованной надежде на Востоке Вены»). В моцартовской «Волшебной флейте» находили сходство с оперой «Оберон, король эльфов», которую Враницкий написал на два года раньше, в 1789-м. После смерти Вольфганга Амадея именно Павел Враницкий представлял интересы его вдовы Констанции при переговорах с издателем Иоганом Антоном Андре.
- Согласись, что если понимать, о чём тут речь, всё встаёт на свои места: оба вольные каменщики, Враницкий писал своё раньше, потом «помогал» Моцарту, «вдова» пользовалась его услугами, причём, вероятно, не только как «переговорщика», но и как одного из авторов «наследия её покойного мужа».
Кифару не нашёл причин возражать и в очередной раз задумался о том, в каком вранье живут обычные люди. Для него эти вещи были в новинку, в школе ему про Моцарта не рассказывали, но ведь многие в той же Европе полагают, что слушают именно его, и считают себя образованными людьми. А в «Лувре» пафосно вздыхают и закатывают глаза, толкаясь перед стеклянным коробом с «неповторимой» Джокондой.
Из Флоренции они перебрались в Рим. Погода стояла чудесная, они много бродили по историческому центру города, сидели в кафешках на уютных площадях, прогуливались по пустынной набережной вдоль высыхающего и довольно грязного Тибра, посылали куда подальше приставучих цыган, норовивших разжалобить туристов и стибрить кошелёк, несколько часов провели на вилле Боргезе, где их встретили замечательные с вида, но подозрительные с материальной точки зрения творения Кановы и Бернини, и, разумеется, устали от впечатлений в галерее Ватикана.
Кифару в очередной раз не мог не заметить, что почти вся итальянская живопись за малым исключением портретов, посвящена религиозной тематике. О европейской религии он имел ещё меньше представления, чем о музыке, поэтому был приятно удивлён, когда на его вопросы по поводу того или иного сюжета стала отвечать не только Марина, но и Илинка.
Оказалось, что ещё будучи школьницей в Румынии, она по вечерам любила слушать одного старого, как ей тогда казалось, еврея, их соседа по дому, который всем гордо говорил, будто был когда-то раввином. Из раввинов его разжаловали, о чём он тоже упоминал не без гордости, за вольнодумие и ересь. Ересь же его заключалась в том, что он однажды поставил под сомнение непогрешимость Талмуда, а этого раввинам никак было делать нельзя.
Чтобы Кифару не запутался, Илинка объяснила, что обычно религии основываются на каких-нибудь письменных источниках. У мусульман есть Коран, единственный и неповторимый, хотя и написанный, если верить фактам истории, со слов одного из уцелевших после кровавой битвы сподвижников тогдашнего халифа через много лет после смерти пророка. У христиан священной книгой служит Евангелие, к которому они не чураются пристыковывать так называемый «Ветхий Завет». Иудеи называют свой Ветхий Завет «Торой», причём и у первых, и у вторых, и у третьих это, по сути, одна и та же история с одними и теми же событиями и главными действующими лицами. Только христиане по простоте душевной считают Ветхий Завет таким, как он есть, настоящие иудеи видят в Торе сборник небылиц, а мусульманам говорят, что их Коран хоть и похож на чужие священный писания, гораздо правильнее и святее их именно потому, что написан значительно позже. Когда на самом деле всё это писалось и в какой последовательности, сосед Илинки наверняка не знал, но полагал, что относительно недавно и уж точно не тогда, когда это официально считалось, то есть никак не тысячи лет назад. Полагал он также, что писали эти книжки люди ушлые, хитрые, хотя и не слишком знающие. В качестве примера он приводил запомнившуюся девочке историю с Иисусом Христом из Евангелия, в которой он изгнал злых духов из каких-то израильских разбойников и вселил их в стадо пасшихся на соседнем поле свиней, отчего бедные животные сошли с ума и бросились в реку с высокого утёса. Мало того, смеялся он, что в Израиле утёсов отродясь не было, как и деревьев, чтобы отцу Иисуса быть именно плотником, а не каким-нибудь более подходящим гончаром, так где там найти целое стадо свиней, если свинину в Израиле никто никогда не ел и в ближайшее время есть не намерен? А дальше он развивал свою мысль и пояснял, что именно иудаизм даёт ключик к пониманию происходивших тогда и продолжающихся по сей день процессов.
- Почему, - рассуждал он, - настоящие иудеи терпеть не могут Иисуса и считают, что он варится в экскрементах где-то в аду? Обычные христиане ссылаются на его рукоприкладство в синагоге, откуда он выгнал торговцев, а крышевавших их фарисеев назвал «детьми сатаны – отца лжи». На самом деле всё гораздо проще. В те времена, когда бы это на самом деле ни происходило, раввины следили за тем, чтобы священное писание иудеев повторялось. Как говорится, повторенье – мать ученья. Прокол с Иисусом Иосифовичем натолкнул их на мысль о необходимости такой подход в корне пересмотреть, и они стали толкователями Торы. Идея была, как всё наше еврейское, гениальна: объявить своим тупым последователям, будто записанное со слов Моисея – правда, но не вся правда. А вся правда, оказывается, никогда записана не была и вместо этого передавалась в устной традиции. Причём, разумеется, от раввина к раввину, то есть только раввины знают, как и что на самом деле происходило, происходит и почему. Первоначально маленькая группка людей назначила себя богами целого народа и теперь могла придумывать любые законы, чтобы держать всех, кто им верил, в узде.
- Ислам, - добавила от себя Илинка, - работает схожим образом. Они называют Моисея Мусой, Иисуса – Исой, еврейские боги, сотворившие мир под именем Элохимов, стали у них Аллахом, тоже обращающимся к себе во множественном числе, ну а само название «ислам» - откровеннее не придумать, поскольку с арабского оно так и переводится: подчиняйся. Со временем так называемую «устную традицию» раввины стали сами записывать в свитки, причём весьма хитро, одними согласными, чтобы прочитать, точнее, интерпретировать написанное могли только они. Получилась сперва книжка под названием «Мишна» или «Повторение», а потом она разрослась до размеров целого собрания сочинений, которое теперь называется «Талмудом». Мой сосед разочаровался в иудаизме именно потому, что не обнаружил во всём Талмуде ни одной отсылки к первоосновам доиисусовской религии предков. Талмуд делал «понимавших» его раввинов божественными мудрецами, а всех остальных единоверцев – послушным стадом без рода и племени. За горами слов, обрядов и законов скрывалась выгодная для меньшинства и обременительная для большинства пустышка. Помню, он рассказывал анекдот про ортодоксального еврея, который тоже разочаровался в Талмуде, сорвал с головы кипу – специальную шапочку, которую носят по традиции из уважения к богу – и собрался уходить с проповеди домой. Раввин его останавливает и спрашивает, мол, зачем ты так себя ведёшь и чем виновата кипа. На что еврей предлагает ему найти в священном писании хоть одно место, где сказано, что кипу нужно непременно надевать, или где она там хотя бы раз упомянута. Раввин, не моргнув глазом, читает: «И пошёл Авраам туда-то…». Неужели ты думаешь, говорит он еврею, Авраам мог куда-то пойти без кипы?
Кифару рассмеялся.
- И что, никто, кроме твоего соседа, этого не видит и не понимает? – удивился он.
- Ну, во-первых, тексты Талмуда не так-то легко отыскать, даже в интернете. Во-вторых, если взять раввина и попросить его объяснить те довольно противоречивые места, где неевреев называют «собаками», где говорится о том, что их можно, как животных, обкрадывать и убивать, любой раввин с улыбкой ответит, что спрашивающий задаётся подобными вопросами в силу своей невежественности, поскольку Талмуд – собрание не законов, а лишь споров между «повторятельями» устной традиции и её «толкователями». И этот подход наводит на мысль о том, кто же стоит за современными «законами» любого «цивилизованного» общества, где во главу угла ставятся не всем понятные человеческие принципы, а то, как истолковывают произошедшее «специалисты» - прокуроры, адвокаты, короче, специально обученные интерпретаторы-юристы. Отсюда и порочные суды присяжных, и прецедентное право, и вся та несправедливость, которая чинится во славу не истины, но денег и власти.
- Поэтому, - подвела итог Илинка, - так глупо сегодня слышать, будто правильное христианство – это именно иудеохристианство. Мол, это синтез ветхозаветного и новозаветного. Люди не понимают, что иудейство ни с каким ветхим заветом не связано, появившись только где-то в конце XV века и обожествив записи мыслей совершенно конкретных раввинов на тему правильной жизни в вечном подчинении «устной традиции». Люди слепы. И не потому, что у них нет глаз, а потому что глаза они заменили верой.
- Хорошо сказано, - одобрительно кивнула Марина, поцеловала Илинку в лоб и пошла на балкон их посвежевшего к вечеру номера любоваться закатом над коричневым тортом замка Святого Ангела.
Write a comment