Предлагаю вашему вниманию очередной отрывок из будущего романа под рабочим названием "Африканский тиран":
Вертолёт приземлился на островке, примыкавшем к Копенгагену, в аэропорту «Каструп». Не успели они сесть в подкативший прямо к низенькому трапу перламутровый мерседес и проехаться прямой трассой между сначала полей, потом деревенских избушек и, наконец, трёхэтажных коробок из рыжего кирпича, как оказались в центре датской столицы. Кифару ожидал увидеть нечто похожее на Лондон или Эдинбург, однако ничего подобного так и не возникло. В Англии это бы назвали захолустным городком. Правда, когда они пересекли канал, отделявший остров от материка (который тоже вообще-то был островом), несколько довольно старинных домов с витиеватыми шпилями и необычными фасадами пахнули на африканского гостя европейской историей. Нет, точно не Лондон, а вот от Эдинбурга, пожалуй, что-то есть…
- Как тут у них с достопримечательностями? – на всякий случай спросил Кифару.
- Не густо. Можно, конечно, минут за двадцать их объехать, если хочешь, но оно того, на мой взгляд, не стоит. Всех обычно водят к неказистой Русалочке, знаменитой тем, что ей постоянно отпиливают голову, чтобы потом этими историями заманивать туристов, да показывают Круглую Башню посреди пешеходной зоны, вон там, левее.
- А она чем знаменита?
- Главным образом, тем, что один пьяный голландец по имени Исаакий, говорят, умудрился въехать по винтовому пандусу на самый её верх прямо в карете. Русские считают его своим царём Петром Первым, а все остальные им подпевают и величают аж Великим. Имей в виду: когда к имени какого-нибудь начальника, будь то царь, король или император, добавляют словечко «великий», жди подвоха.
- Какого?
- По-разному. Иногда это самозванцы, иногда чьи-то ставленники, но чаще всего персоны, просто вымышленные историческими баснописцами, будь то Александр или Карл.
Кифару понял, что сейчас снова утонет в незнакомых именах, и перевёл разговор на более знакомую ему тему:
- А как тут обстоят дела со стриптиз-клубами? Вы мне давно обещали что-нибудь интересное, и, тем не менее, за всю поездку мы до сих пор не посетили ни одного.
- С этим здесь вообще беда. В Дании тоже царствует двойная мораль.
- Это как?
- С одной стороны, порнография и проституция давным-давно легализованы и успели всем надоесть, с другой, социальные, точнее, социалистические законы запрещают стриптизёршам раздеваться на публики полностью. В частном порядке, пожалуйста, но это уже не то. Магазины, вплоть до продуктовых, завалены порнушкой на любой вкус, а вот местное издание знакомого тебе «Плейбоя» почему-то считает необходимым показывать моделей исключительно в трусах.
- А почему вы сказали «тоже»?
- У нас в Европе почти всюду так. В смысле, что-нибудь да не так. Если уж речь про эротику, возьми Англию. Как и всюду, детская порнография преследуется. Что правильно, согласен. Но только в виде фотографий. В тексте, то есть в рассказах и книгах, можешь писать о чём угодно – это назовут литературой. А некоторых её представителей - даже классиками.
- Серьёзно?
- Про Набокова слышал?
- Нет.
- У него была интересная жена. Писала под его именем, пока он бегал в шортиках за бабочками с сочком. Считается, конечно, что она только его безсмертные произведения переписывала, переводила и помогала издавать. Хотя я предполагаю, что именно она была неравнодушна к неразвитым девочкам, а не он. Последний его роман «Смотри на арлекинов» был посвящён именно писателю-педофилу, любившему и свою дочь, и её подружку. Кстати, она его переводить на русский язык сама не стала, чтобы лишний раз не подставляться. Набоков, конечно, тоже кое-что после себя оставил, кроме энтомологической коллекции, однако с английским у него было не всё в порядке, если послушать прижизненные интервью и почитать некоторые откровенные признания коллег по цеху.
- Какой коллекции?
Мистер Стэнли задорно подмигнул:
- Я же сказал: товарищ любил не только мужчин, но и бабочек.
- Мужчин?
- Как-то я даже ударился в спор на эту тему с одним нашим видным прозаиком, который по простоте душевной полагал, будто если у человека водится жена и тем более как бы родной сын, он точно не двустволка. Однако можно не читать чисто гомосексуальный роман «Бледное пламя», а взглянуть лишь на тех, кто окружал его по жизни. Его родной брат Сергей был гомосексуалистом, его дядя по матери, по прозвищу Рука да и всё тот же сын. Таким жёны очень нужны хотя бы для прикрытия. Некоторым, вроде президентов типа Кеннеди или Клинтона, ещё и для карьеры.
Мерседес между тем обогнал стайку белобрысых велосипедисток. Мистер Стэнли умел говорить много странных и непонятных вещей, но по женской части он оказывался всегда прав: датчанки выглядели настоящими красавицами.
- Неужели ни одного достойного клуба? – с надеждой в голосе переспросил Кифару.
- Не лови меня на слове. Я тут не был уже лет десять, если не больше, так что что-нибудь могло измениться и в лучшую сторону. Разузнаем.
P.S. Примечательно, что и Набоков, и Вера Слоним-Набокова поразительно не дружили с рифмой, однако так и рвались к порче поэзии. Набоков чудовищно "перевёл" на английский "Евгения Онегина", то есть сделал просто прозаический подстрочник, а мадам точно так же "перевела" на русский центральную поэму из "Pale Fire". Либо я, как всегда, заблуждаюсь, либо это обстоятельство косвенно подтверждает моё дурацкое предположение о том, что к писал в этой паре один, то есть одна...
Write a comment